Самолет задержали почти что на три часа, и получилось так, что, выехав из дому в 8-00 по московскому времени, в своем отеле я была в 9-25 по местному времени, что на час меньше московского.

Летать на самолете я все-таки люблю (все время вспоминаются детские ощущения), а вот садиться – это не очень. Может, парашют с собой в следующий раз прихватить?

Проболтала всю дорогу с женщиной, едущей в Кемер. Запугала ее ядовитыми морскими ежами в Кемере. Мы все летели до Антальи, где нас должны были встретить наши гиды и развезти по конкретным городам и отелям, и поэтому, когда по радио нам сообщили: “Через пятнадцать минут мы приземляемся в аэропорту города Стамбул. Температура в районе аэропорта 28 градусов” среди пассажиров началась легкая паника. “Что ж, Стамбул – тоже интересно. Я там еще не была”, - порадовалась я, представив себе тоскливо и напрасно ожидающего нас в Анталье гида. Но слетать в Стамбул на этот раз не удалось – экипаж всего лишь оговорился. “Они очень часто летают в Стамбул”, - оправдывалась проводница. Ну что ж, Анталья, так Анталья. Здесь я тоже никогда не была.

Приземлились. Вышла и подумала, что уже в аду. На сковородке. Дышать было совершенно невозможно. И это вечер. Что же днем? Трава на одном (!) газоне поливается искусственно – фонтанчиками, на остальных же ее даже нет. Много хвойных (каких? В ботанике я не сильна), кипарисы, эвкалипты и такие розовенькие, с грубыми длинными листьями цветы, как в Гудауте. Все как бы выгоревшее – неяркое. Небо без единого облачка, тоже как бы выгоревшее. Первое впечатление – горы, чуть прорисовывающиеся сквозь дымку тумана. Словно мираж, словно сказка. Потрясающе!

В Турции нами занимается крупная компания “Одеон”. Того, кто нас встретил, зовут Рауф Аскеш (Сначала мне послышалось – Ралф), что, как он объяснил, по-нашенски означает “тихий солдат” т.е. партизан.

Быстро – не знаю когда – потемнело. В автобусе очень холодно. Измученными и усталыми, несмотря на развлекаловку Рауфа, привезены в hotel, накормлены со словами “quickly, quickly” (быстрее, быстрее, и еще быстрее - англ.) – закрывались они через 15 минут и вовсе не были в настроении задерживаться из-за каких-то приехавших русских туристов. Выбор очень большой. Я взяла три салата (по чуть-чуть), а смогла съесть (есть, то есть) только один из них. Остальное разнообразие к этому времени убрали.

Пошла искать море. Спасибо Рауфу, который там еще околачивался. Море очень бурное, в воздухе очень насыщенный морской запах. Красиво. Вдалеке где-то между небом и землей, впрочем, сейчас отличить одно от другого невозможно – слишком темно - что-то сияющее (для романтики можно сказать – “замок”). Моим фотоаппаратом это не снять.

Вернулась в номер и не смогла открыть дверь. Пошла жаловаться, заодно припомнив, что в ванной свет тоже вроде не включался. Увидев одеоновскую форму, я тут же решила, что это опять Рауф и радостно кинулась к этому человеку, и лишь когда он спросил меня про имя, представился сам как Салман (сначала я решила, что Соломон) и стал как бы заигрывать, я поняла что это уже не тот. Просто они все очень похожи. Из одной фирмы.

КСТАТИ!!!

Наталья Гавриловна и Надежда Николаевна! Я убью вас обеих, когда (если) приеду. Я не взяла с собой ни одного английского словаря или даже разговорника. Теперь я общаюсь по-английски с турками. Они, кажется, приглашали меня выпить и собирались придти ко мне в номер часов в 12 ночи ремонтировать горячую воду. Боже, помоги. Да, заканчиваю с турком, которого Салман (принятый за Рауфа) послал мне в помощь. Открыв мне дверь и даже любезно научив меня делать это самой, он вкрутил в ванной новые лампочки, продемонстрировал мне работу кондиционера и зачем-то тщательно помыл раковину, полочку в ванной и два стаканчика, при этом постоянно грузя (но не “Навистар” (американский тягач) же я!) меня английскими речами. Поняв, что ничего не понимаю, я на что-то радостно ответила “Yes. O’key” - в общем согласилась на что-то. Интересно только, на что?

Кто-то, кажется, пожелал мне приключений. Ну спасибо!

Поздравляю! А я сошла с ума! Какая досада!

Я вверглась в бездны разврата и распутства. Поверив на слово нашему гиду-партизану-лжесвидетелю о дискотеках, т.е. неправильно поняв его слова: “приходи и танцуй”, я пришла и сразу же поняла, что если я буду танцевать, то стану единственным номером танцевальной программы. Но за это уже, извините меня, деньги платят. И немалые. С горя и в тщетной надежде я села за столик и попросила вина. Очень дразняще играла музыка. Я медленно выпила свое вино и поняла, что уходить все-таки надо. Чувствуя себя несправедливо обиженной, я не могла так сразу вернуться в номер и направилась к лучшему месту для одиноких прогулок – пляжу. Я стояла на любимом молу, смотрела на прекрасное видение между небом и землей и вполголоса декламировала любимые стихи. Возвращаясь, я увидела бармена, который подавал мне вино и комплименты (You are very beautiful) Он пригласил меня прогуляться с ним по пляжу (на английском, конечно) и рассказал, что он студент-“турка”. Что турка, я и так поняла. Не помню, как его зовут. Не Кямран (Герой турецкой книги\фильма “Королек - птичка певчая”). А я обещала мамочке Кямрана. Значит, не подойдет. Номер своей комнаты я, конечно, засекретила, но все-таки не послала этого бармена к черту, разговаривая с ним почти любезно. Может быть, будут проблемы. Как бы намекнуть ему по-английски о том, что я закоренелая дрянь и ябеда, так что вполне могу пожаловаться начальству. И пусть его увольняют.

Ездили на обзорную экскурсию – обозрели не так уж много, но, в общем, покатались довольно приятно. Больше всего понравился водопад и театр с какими-то развалинами в придачу. Впрочем, туда нас не пустили. Театр действует до сих пор. Говорят, там отличная акустика. Да, были люди в античное время… Мост, тоже древний и тоже до последнего времени действующий, особого впечатления не произвел. Наверное, из-за шедших на нем строительных работ.

Познакомилась с Валей. У нее уже взрослый сын, но этого, кажется, не чувствуется. Договорились на предложенные любезным гидом экскурсии поехать вместе. Взяли билеты на две экскурсии – в Акваленд и двухдневная Памуккале с нашим гадом-гидом – историческая. Он называет себя “исторический гид”. Знаю. Проходили. Гид, попадающий в истории. Тем интереснее.

Кстати, о гиде. Оказывается он очень не глупый молодой человек. Сегодня он дважды сказал, что знает, как меня зовут. О, это Великое Знание!

Хочу добраться до крепости в горах – той самой, которую я окрестила дворцом, миражом, фантомом и прочее. Хотя, может, и не стоит. Она так красива в темноте! Так красива, что вблизи вид ее наверняка принесет разочарование.

Говорят, здесь было много пиратов, прятавших свои корабли (или галеры?) в прибрежных пещерах. Интересно бы посмотреть. Аланья кажется мне искусственной, неестественной. Оказывается, отели стали строить лишь десять лет назад. Один отель строят максимум год и строят сразу явно не по одному. Везде идет интенсивное строительство, и это при том, что редко удастся пройти полсотни шагов, не наткнувшись при этом на полсотни отелей. Отелячий край. Были в центре Аланьи. Отели, отели и еще раз отели. Магазины мне не понравились. Но до чего же липкие продавцы! О, где ты, мой родной любимый “ненавязчивый сервис”! I wont you!

Пыталась купаться в море. Очень сильные большие волны. Каждой волной меня тут же отбрасывало обратно. Зайти в море – это требует очень больших усилий. Почувствовав себя избитой и, к тому же, наглотавшись гадкой соленой воды, я с позором завершила “морские процедуры” и без сожаления променяла море на милый бассейн. Правда, размер его небольшой, а народу набивается… Как на загруженной трассе – только и гляди как бы в кого не врезаться.

Кормят здесь точно на убой. Не даром же Турция славится кожей. Открою секрет: они откармливают туристов, а потом шьют из них разные там куртки да дубленки. Что же, кстати, везти своим? Пока ничего не впечатлило, окромя колье за десять тысяч долларов. Мне даже обещали скинуть до девяти тысяч. Все едино – хоть поднимайте до ста, хоть опускайте до одной. У меня и того нет. Жаль только, что не догадалась сфотографироваться в нем во время примерки. Это был бы шедевр!

Ладно. Пора баиньки. Целую тебя, дорогая Катечка. Спокойных тебе снов. Кстати, в прошлую ночь мне должен был присниться жених. Что-то он какой-то непримечательный – по-моему, я его даже не заметила.

Как обидно, что турки такие турки. Я мечтала увидеть самовластных гордых восточных деспотов. О романтика! О наивность! Турки: а) услужливы; в) услужливы до приторности; с) услужливы до тошноты. Ходили с Валей в кафешку. Ели мороженое. Тамошний турок, работающий, как он сам сказал, dor-боем с функциями зазывалы и развлекателя изгалялся как мог. Один раз он сделал вид, что роняет мой фотоаппарат, потом покушался на мое мороженое, да еще все время кричал нам “Hello!” Кстати, любимое слово турков “O’key” встречается, как у нас мат, через два слова на третье.

Отвратительно! Сегодня бы “развлекательный” вечер. Показали около 4-х танцев (один из них “русский народный”) с минимум двадцатиминутными перерывами между ними. Понятно, что все затевалось ради бара – чтобы народ (побольше народа) раскошелились на спиртное. Официанты, словно заводные куклы, так и шныряли между столиков. И, опять-таки, никаких танцев для народа. Турки они что ли, что не понимают, что людям хочется танцевать. О Верхневолжье! О Николаич! (“Верхневолжье”- дом отдыха, где мы отдыхали в году 1997. С дискотеками каждый вечер. Николаич - любимый развлекатель.)

На пляже познакомилась с премилой белой собачкой. Она все время – примерно с девяти до часа провалялась под моим шезлонгом. Познакомились мы следующим образом: я лежала на пляже, наслаждаясь солнцем и собой, а за моей спиной были немцы. Вдруг слышу, они начинают подхихикивать и тут… что-то мокрое и ужасное касается моей руки. Я, естественно, вздрагиваю, пугаюсь. Немцы в восторге. Хохочут еще громче. Так мы и познакомились. Все хотела спросить, как ее зовут. Спрошу, может быть. Пляжный смотритель – кстати, колоритная личность – совсем не похож на турка – какой-то тарзанистый тип (Ты - Тарзан, Я - Джейн) даже сказал мне что-то, употребив русское слово “собака”, улыбаясь киношной бело-32-зубой улыбкой.

Вечером гуляли. Кошмар сколько съела за ужином. Напиши сто раз: “Будешь столько есть – станешь толстухой”. Кажется, я привыкла к турецкой еде. I like it. Все планируем добраться до крепости. Она называется “Кале”. Кажется, это по-турецки “крепость”. Мне очень нравится это слово. Рауф сказал мне его, но я забыла, а сегодня, сидя на балконе и глядя вдаль, вдруг вспомнила: “КАЛЕ”. Она слишком похожа на сказочную. Она слишком нереальна.

То, что здесь есть – это не Турция. Какая-то малоудобоваримая искусственная смесь. Весь вопрос в том: Осталась ли Турция вообще? Или за эта десять лет она вся превратилась – трансформировалась – вот в это? Даже в их мечети звучит запись (около нас даже крайне некачественная - с помехами), а их “правоверный” народ преспокойно продолжает свои обыденные дела, кажется, и не думая молиться. И мечети вроде так, для экзотики, для туристов. Спросить что ли гида… Хотя он, конечно, вполне может обидеться. Но что мне до его обид? За все заплачено. Гид же он в конце концов, хотя и гад. Что-то, кстати, не замечаю в них национальной гордости. Есть ли Турция? Есть ли турки? Гид рассказывал турецкий народный анекдот, может, конечно, переделанный им самим для туристов – в нем турки выставлены в неприглядном свете (обычно совсем наоборот). Я бы сказала, слишком улыбчивая, слишком туристскоподданническая нация. Или только здесь?

Что-то у меня не все благополучно со сном. В первые два дня просыпалась в 7 часов по Москве – 6 по местному. За день набегаюсь, вроде устану, а заснуть нет сил. От чего же? Читать не могу. Глаза болят. Спать тоже.

Выйти что ли на балкон – посмотреть на Кале. Хотя что на нее смотреть – эта подсветка… Красиво, но искусственно, завлекательно, туристично. А, значит, увы, не романтично. О Кале!

Вчера, должно быть, съела слишком много за ужином. Рассуждать о благе Турции и вреде туризма – это уже ненормально. Утро. Пищеварение стабилизировалось и я снова в норме. Иду в бассейн. Уже три дня как я завела этот обычай – купание перед завтраком. Должно быть, крайне полезно. Увы, заряд мой уж иссяк и теперь я встаю только по будильнику. Не чувствую себя выспавшейся. Черт бы побрал эти судьбы Турции и плотные ужины!

Завтра едем в “Акваленд”.

Надев новую обтягивающую кофточку, я чуть было не отбила у Вали лысого турка. Вчера он приглашал ее на свидание, а сегодня уже, изменник такой, сказал, что я “very nice” и, мол, не хочу ли дринькнуть чего-либо с ним в баре. И это с утра! Не понимаю, что можно привезти отсюда в подарок. Все завалено каким-то дешевым ширпотребом или чем-то уж очень сувенирным. Привезу-ка я Лене феску. Пусть знает наших.

Пыталась выяснить у Тарзана имя собачки. Он меня совсем не понял и принес мне собачку целиком. Я ее погладила, она меня полизала, да и покинула. Но зато как я веселилась, когда Тарзан тащил ее за передние лапки.

Они всегда возвращаются. Белые собаки всегда возвращаются. К тому же, голодные страшные белые собаки. Сначала, когда я пыталась “подзагорать спинку”, она облизала мне все лицо, забравшись при этом в мой шезлонг. Как я ни уворачивалась, не помогло. Потом она нашла чрезвычайно съедобными и аппетитными мои руки. Она то вытягивалась в полный рост на моем (оплаченном мною) шезлонге, то интенсивно пыталась пообедать мною. Когда она наконец подалась куда-то на сторону, я неприлично обрадовалась и стала отряхивать свою подстилку. Собака, очевидно, решила, что я с ней заигрываю, и вернулась. Упаси меня, Господи, от хищных белых собак!

Поздравляю себя! Давно уже не была такой загорелой. Теперь буду прикидываться негром. Но все-таки до чего паршивые эти их “развлечения”. Нет, в *** я больше ни ногой, ни рукой, ни даже иной частью тела. Ловко маневрирую (спасибо Вале – что бы вообще без нее делала!), уклоняясь от бармена-турка. Делаю вид, что вижу его впервые или, что предпочтительней, вообще не вижу.

Ездили в Акваленд. В качестве гида был уже знакомый мне Салман. Он довольно мил. Танцевал в проходе автобуса и пел для нас отрывки турецких песен. Самая любимая его песня - песня В. Маркина “Я готов целовать песок, по которому ты ходила” - это единственная строчка из нее, которую он знает. На обратном пути купила Таркана (Таракана, как говорит Валя). Также купила дубленку. Мама меня убьет. На всякий случай пишу завещание. Имущество мое делится на движимое – сикимора; недвижимое – мои духи “Органза”, 1/2 компьютера и несколько дисков с играми, энциклопедиями и музыкой; плохопродвигающееся – пишущийся совместно с Леной роман. Итак. Завещаю движимое имущество отвезти на историческую родину и обеспечить тамошнее его проживание (читала, что благородные рабовладельцы после смерти частенько отпускали рабов); недвижимое – по старинному восточному обычаю положить в мой гроб. Органзой можно полить стенки, но пузырек все равно положить – он мне нравится; плохопродвигающееся – отдать Ленке под условием, чтобы она додвигала его до 2000-го года, лишь в последнем абзаце соединив Эмиля и Кейт (можно ввести жестоких и коварно-кровожадных родителей вышеупомянутой Кейт).

Написано в твердом уме и здравой памяти после выпития стакана красно\белого вина (всех угощал Салман-гид (классно звучит!)).

Кстати, продавец дубленок отвесил мне комплимент, что я красива, как манекен. Хорошо хоть, что каменной бабой не назвали.

Теперь об Акваленде. Салман сказал, что Акваленд в половину больше Аквапарка (в Анталье, конечно). Не видела Аквапарк, по Акваленд большим не показался. Горки страшные – особенно по началу. В самом начале почему-то больше всего накручено (в буквальном смысле). Круто (тоже игра слов) кататься на надувных плотиках. Его бросает то на один бок трубы, то на второй, создавая впечатление “уж как щаз перевернусь!”. Самое страшное – закрытые черные трубы. Заходишь туда из пещеры, где льет водопад. Там темно, и словно в пропасть ныряешь. Где-то я даже повизгивала. Чуть подальше – огоньки на стенках. Но все это пролетает мимо тебя – вернее, ты сам летишь куда-то с оглушительной скоростью. В конце пути тебя со всего размаху выплевывает в бассейн. На тех горках, где катишься без плотика, 90 % из ста ты ныряешь туда “с головой”, не успевая ничего сообразить.

О чем еще рассказать? О бассейне с “морскими волнами” каждый час, о водопаде и “гроте”, о мороженом со взбитыми сливками и ягодами? День минул совершенно незаметно. Жаль только, подгорела немного. Главное – чтоб не облазить. И еще теперь я уж точно знаю, как чувствует себя бифштекс на сковородке. Чтобы не бегать каждую минуту за туфлями (сланцы я вообще не взяла – на мне босоножки на высоком каблуке) приходилось ходить босиком. Впрочем, все так и ходили. А дорожки – эге-гей! Думаю, яичницу поджарить запросто. Теперь у меня есть достойная практика. Могу идти в разведчики. Сколько бы враги не поджаривали мои пяточки – мне бы все равно было. И не такое видали!

Бедный бармен ходит потрясенный моим вероломством и с робкой надеждой изредка здоровается со мной. Я холодно отвечаю ему, делая вид что я самая сикиморная сикимора на свете.

Гуляли с Валей по пляжу и давали всем примечательным лицам прозвища. Началось с того, что я призналась, что пляжного “хозяина” зову Тарзаном. Ей понравилось. Салмана я прозвала Макареной, а она в свою очередь назвала моего поклонника-бармена Студентиком, лысого турка – Джином (я усовершенствовала до Джинни), а Рауфа – Бетменом (за анекдот о летучих мышах). Я тут же сказала, что БеДмен – это хорошо. Очень подходит к моей нравственной характеристике этого персонажа (гад-гид). Сейчас мне пришел в голову и более… неприличный перевод этого прозвища. Какая я порочная!

У меня убирают две молоденькие турецкие девочки. Им лет по 12-13 и одеты они по турецкой национальной моде. То ли девочки они смешливые, то ли моя персона показалась им забавной, но когда я однажды сидела в номере во время их уборки, развлекались они постоянно – переговаривались, пересмеивались, поглядывая на меня. Сегодня оставила им 2 доллара в лирах (500000) с запиской : “For you” (Для тебя - подачка то есть - англ.), и даже получила ответ на немецком: “Danke”, написанный чьим-то (не моим ли?) косметическим карандашом. Моим.

Опять на пляже ко мне приставала собачка и какая-то женщина даже сказала: “It love you” (“Это любовь. Это точно! Это любовь. Ну да, конечно” - “Несчастный случай”). Собаченция, надо сказать, наглющая. Влезает на мой шезлонг как к себе домой. Сегодня она долго валялась там, подставляя своему официальному чесальщику (мне) редкошерстное брюхо. Вообще у этой собаки удивительно редкая шерсть. Думаю, из-за жары. Теперь собаку зовут Нахаленок. Я ее лично окрестила во имя Отца, Сына и Святого Духа. С удовольствием наблюдала как Тарзан купается с Нахаленком. Он затащил бедную собачку с собой в море и бросал в волны, словно персидскую княжну. Собака плыла к берегу, но он опять ловил ее, и процедура повторялась. Удовольствие получал весь пляж, разумеется, кроме самой белой собачки. Уж ей-то было точно не до веселья!

В общем-то отдыхать приятно. Выползешь из номера – и бух на пляж, предварительно, увы, заплатив за шезлонг Тарзану. Море очень бурное. Входить и выходить из него трудно, но там, где поглубже – поспокойнее. Бассейн маловат, и замечательнее всего купаться там утром, пока никого нет. В одиночестве. В общем, как говорят, “и жизнь хороша, и жить хорошо”. Жаль только, что изумительный апельсиновый сок, отжатый из настоящих апельсинов, платный. Но он стоит того.

Похоже, туркам я нравлюсь. Не зря обещала я маме Кямрана в подарочной упаковке. Будет, мамочка, Кямран. И не сумневайся.

Ходили в город. Валя нашла магазинчик купить себе кофточку, а я там же приобрела серьги, браслет и Рамазана. Он долго читал нам турецко-русский разговорник и угощал холодным чаем со льдом. Гюзель – по-турецки красивая. Собирался придти к нам завтра на пляж. Кстати, Гергюлю - оказывается, центр мира или, по крайней мере, Аланьи. Все - начиная от гида-гада либо живут где-то там, либо работали в том самом Гергюлю (как данный Рамазан). Надеюсь не встретить его случайно в отеле.

С Валей мы подружились. Ежевечерний моцион очень сплачивает души. Единственное коренное расхождение - танцы. Меня на них тянет, ее же, к несчастью, нет. Все-таки не могу решиться пойти на какую-нибудь дистокетку в город одной.

Кстати, думаю, гульбища заканчиваются вместе с долларами. Буду теперь сидеть на пляже (пока хватит денег – лежать, а потом – сидеть). Осталась прогулка Памуккале на два дня. Может быть, там будет весело. Хотя турки они что ли? Но с танцами у них худо. Турецкие слова: Гюле-гюле – до-свидания; акдениз – белое море (так они называют Средиземное – из-за постоянной белой дымки над ним); башка дурак – следующая остановка (если верить гиду-гаду).

В Турции любят яркое. Думаю, что окружающее – природа формирует вкус человека. Здесь много неожиданных ярких цветов (и цветов) – отсюда и пристрастие к яркому. В Англии – туманы – серый, сдержанный английский стиль. Россия – что-то среднее.

Вот взяла я привычку днем, после часа, спать – теперь ночью-то и не спится. Все о цветах рассуждаю… Записать что ли анекдот, рассказанный Рауфом? Записываю:

Летят три летучие мыши: немецкий Ганс, русский Иван и турецкий Али. Захотел Ганс поесть. Спустился. Возвращается – все губы в крови. Стали его спрашивать где он так хорошо покушал, он и говорит:
- Видите гору?
- Видим.
- А на ней – замок.
- Видим.
- Так вот – в этом замке живет прекрасная молодая девушка. Ее кровь я и выпил.
Позавидовал Иван и тоже вниз. Прилетает – губы в крови. Довольный.
- Где так покушал? – спрашивают его.
- Видите гору?
- Видим.
- А на ней – замок.
- Видим.
- А около него – дом.
- Видим.
- В том доме живет молодой юноша. Его кровь я и выпил.(Ой, что-то мне Листат вспоминается!) (“Интервью с вампиром”. Том Круз с кружевными манжетами.)
Позавидовал Али и тоже быстрее вниз. Вернулся весь в крови.
- О! Где же ты так покушал? – с завистью спрашивают его.
- Видите гору?
- Видим.
- А на ней – замок.
- Видим.
- А около него – дом.
- Видим.
- А около него – столб.
- Видим!
- А вот я не видел!

Переписываю с салфетки у Вали слова (вот как полезно ходить обедать – обогащаешься не только пищей материальной, но и духовной):

Спасибо Пожалуйста Здравствуйте До свидания Меня зовут Как тебя зовут Да Нет Море Cредиземное море

Тэшэкур эдерим Лютфен Мерхаба Гюле-гюле Беким адим Адим недырм Эвэт Хаир Дениз Акдениз

Покупать что-либо очень опасно. Сегодня познакомилась с молодыми турками, named Али и еще кто-то. Нас угостили холодным яблочным чаем (очень вкусно) и красным вином. Думаю, долгие доверительные беседы по-английски все-таки полезны, хотя иной раз и чувствую себя ничего не понимающим турком. Кстати, удивительно, но все турки обязательно знают немецкий, абсолютное большинство – еще и английский, многие обладают зачатками русского. Даже дикий Тарзан сегодня сказал мне что-то вроде “Доброе утро” и улыбнулся своей знаменитой улыбкой.

Кажется, наконец представилась возможность потанцевать. Али (я помню – это обезьянка Алааддина (Alaaddin) как это пишется по-турецки) пригласил меня на дискотеку, обещав вернуть в отель как только пожелаю и без всяких домогательств (It’s not impotent for me) (Что за проблемы! Не это важно (на данный момент)). Товарищ недооценил себя. Но все равно – вот это я понимаю танцевальное соглашение!

В центральном парке меня приняли за местную достопримечательность и попросили сфотографироваться с каким-то турком. Я была очень добра. А зря. Засняли компромат и на мой фотоаппарат: я и Али; я, Валя и неизвестно кто “Бандито”, как он сам себя назвал. Интересно, что скажет Валин муж, если фотография получится?

Здесь просто одуряюще жарко. Даже ночью. Но бедняги турки! Как они работают! Как минимум до 12 ночи! Я бы сошла с ума! Хочу домой в родную Россию! Хотя, если разобраться, здесь не так уж плохо: море, бассейн, целый номер для меня одной, белье меняют каждый день, видно Кале. Но больше всего благодарю тебя, Боже, за то, что ты дал людям кондиционер. It’s so wonderful.

Турки – они и есть турки. Развлекаться они совершенно не умеют. Но их “Таракан” неплох – хорошо под него танцевать. Я была где-то недалеко от Кале. Ее было очень хорошо видно. Вообще, как объяснили мне, есть две отдельных зоны – для отдыхающих и для “турецких людей”. Как ни парадоксально, часть “для турецких людей” более европеизирована. Магазины там как минимум двумя разрядами выше, чем в туристической. Жаль, что я узнала об этом только сейчас.

Народ wont’ит знать номер моей комнаты. Разве я похожа на сумасшедшую, чтобы предоставлять такую информацию? Отделываюсь словами “It’s confidential (secret) information” (“Большой секрет для маленькой... для маленькой такой компании... Огромный такой секрет!”). Видите ли, номер моей комнаты нужен, чтобы, может быть, прислать мне цветы. Дорогой! Во-первых, я их не заслужила и заслужить не собираюсь (обчиталась Саган); Во-вторых, не так уж я люблю цветы, чтобы сомнительная возможность их получения лишила меня и разума, и осторожности (и девственности) в один момент.

В своей нормальности и разумности я почти готова присягнуть. Хотя… О, если бы не периодически находящая на меня жажда приключений! Но голова у меня работает. Иногда. Когда меня довезли до отеля, было поздно (хотя скорее – рано), и я коварно не стала включать в комнате свет – с улицы это будет крайне заметно, включив его лишь в ванной. Меня возьмут работать в КГБ?

Услышав, что я “writer” (скажем так - писатель), обезьянка Алааддина назвала имена Достоевского и Толстого. Вроде бы она читала их, хотя и не помнит о чем. Но имена уж слышала точно. Кстати, когда у меня интересовались, где же я работаю, я сказала что в фирме (firm), им же послышалось “фильм” и мы долго разговаривали я - о верблюдах, они - о крокодилах. Услышав, что я еще и менеджер, я еще и writer, Али только и мог сказать, что несмотря на то, что я и то, и то, и то, да еще и это, он мне верит. Это было сказано с такой интонацией, что в его доверии сомнения почему-то возникали.

Увы, для меня пообещать что-то легче, чем объяснить (особенно по-английски) почему нет. Если в ближайшее время три отдельно взятых турка не зарежут меня за неприход на свидания, то жить я буду долго.

Ленка развратница! Мало того, какие пожелания на отдых она расточала, она еще подарила мне преразвратнейшую юбку. Сегодня я вышла из номера в ней, и только на моем пути попался первый же мужчина, юбка во мгновение ока свалилась с меня. Вот и доказывай потом, что не верблюд.

Пробрались (тщательно, кое-где перебежками, огибая опасные места предыдущих знакомств) в цивильный город. Вале так понравилось. Знакомимся уже не только с турками, но и с товарищами из Баку. Товарищ работает в Турции и, похоже, совсем отуречился. Набор вопросов\предложений стандартный. Вот только говорил он на русском.

Какие дорогие у них аудиокассеты! Таркана я купила за 5 долларов. Сегодня видела кассеты по 9. О ценах на диски даже спрашивать побоялась.

Куда-то делся мой любимый Нахаленок, а я-то хожу на пляж накрашенная (!) и с фотоаппаратом в тщетной надежде заснять его.

Лена сойдет с ума от удивления, но я вдруг поняла, что много поклонников (О “Устремленный”! - опять см. роман) – это все-таки очень плохо! Нет, даже отвратительно!

Поздоровалась с Тарзаном по-турецки, а потом еще сказала “тэшэкюль эдерим”. Он был в полном восторге и попросил сказать русское соответствие английскому “How are you”. Я перевела. Ему, видимо, показалось сложным. Но “Спасибо” он усвоил. Может, мне открыть школу для турков?

Нравятся мне царящие тут порядки. Здешние заправилы (Гергюлю) иногда сами работают официантами или на раздаче горячих блюд в столовой. Сегодня было очередное шоу. По чести сказать, организовано оно гораздо лучше, чем предыдущие. Старший менеджер (или кто он там, но видно, что большая шишка) разносил напитки\принимал заказы. Мы с Валей заказали белого вина и когда выпили, он подошел опять. Валя попросила фанты со льдом, а я отказалась. Он сказал: “Тогда опять вина”. “Not. It enough for me” (Достаточно-достаточно!)- завопила я, на что он спокойно ответил: “Not еnough” (А вот и не достаточно!), и принес еще вина. Вот он, знаменитый турецкий сервис!

Но вот потанцевать фактически не удалось – только в маленькой народной массовке, и ушла я оттуда опять в раздражении. Когда мне попалась навстречу группка русской молодежи, и меня спросили: “Как жизнь, девушка?”, я мрачно ответила: “Идет.” “Куда?” “К концу”,- еще мрачнее отозвалась я.

Кстати, видела наконец свою собачку. Она очень хромает. Убийцы! Турки!

Настал благословенный момент изложить менее-более (скорее – менее) связанно события двухдневной поездки Памуккале (Хлопковая крепость - тур.)

До этого, как уже можно было догадаться по этим записям, мне посчастливилось иметь дело лишь с двумя гадами-гидами: Бедменом (Рауфом) и Макареной (Салманом). Пора уж вывести на сцену новое лицо. Познакомьтесь – Раймонд или Цапля, прозванный так: а) за худющую длинноногую фигуру; б) из-за того, что при разговоре с нами они преспокойненько стоял на одной ноге, задрав другую и расположив ее на ляжке первой. Словесно передавать это бессмысленно. Это нужно видеть! Цапля рассказал нам о времени и месте сбора, и я вкрадчиво-деликатно поинтересовалась: кто же у нас гид? Цаплю тронул мой вопрос до глубины души, и он тут же пустился в оправдания, что сам он поведет экскурсию на литовском языке (“Ведь вы же не знаете литовского?”. Хотела я сказать, что знаю пару-тройку эстонских ругательств, да не стала). Подразумевалось, что как только мы увидели, единственной целью нашей жизни стало поехать в Памуккале именно с ним. С ним мы и поехали. До Антальи. А там нас послали прямо в лапы Макарены. А бедный Бедмен обещал ехать с нами и всю дорогу рассказывать об истории Турции (в отличии от Макарены, он по образованию историк, да еще и компьютерщик! - прелесть!) и вообще обещал рассказать что же значит “Одеон” (по этому поводу я уже приставала к нему на обзорной экскурсии. Был бы повод...). Бедмена я увидела только в пещере, которая и являлась нашим первым этапным пунктом. В пещере было очень холодно и скользковато, коридоры были узкими. И вот, протискиваясь по одному такому “коридору”, я столкнулась со встречной толпой. Протискиваться пришлось вплотную. Как порядочная девушка, я не смотрела по сторонам – через кого протискиваюсь, и вдруг слышу радостное: “Добрый день”. Гляжу – Бедмен! “Добрый”,- не менее радостно констатирую я. “Какая приятная встреча!”- он ослепительно улыбается мне. “Очень…”- томно произношу я, еще ослепительнее улыбаясь в ответ. Толпа напирает. Нас относит в разные стороны. И только наши лучезарные улыбки, не хуже улыбки чешырского кота, еще долго светятся в темноте пещеры. Занавес.

Стоило мне только приметить подходящее для фотографирования сталактито-сталагмитов местечко, достать фотоаппарат и почти встать в позицию, ближайшее освещение погасло. “Хорошо, - сказал я Вале, - Вот здесь много всего горит. Сними-ка меня здесь”. Она открыла объектив моего фотоаппарата и… И свет погас во всей пещере. Где-то заплакали дети. Одеоническая женщина-гид сказала всем взяться за руки и, вооружившись чьей-то зажигалкой, повела нас назад к солнцу. Свет дали минуты через три. “Только не надо больше здесь фотографироваться”,- взмолилась Валя, подозрительно поглядывая на мой роковой фотоаппарат.

Мы вышли из пещеры, сфотографировались у водопада, молясь при этом, чтобы не произошло затмение солнца, и поехали дальше.

Мечеть. Что о ней сказать? Пустая. Довольно некрасивая внутри. Заставили разуться, нацепить на себя грязные тряпки и сесть по-турецки на ковре. Женщинам нельзя молиться внизу. Это только для мужчин.

Следующий пункт – обед пропущу, поскольку обедать не только не хотелось, но при одной мысли об этом, прошу прощения, сильно тошнило.

По красивейшей горной дороге – с одной стороны – гора, с другой, естественно, - бездонная пропасть, мы поехала в Памуккале. Но горы и правда очень красивы. Редкая растительность, долины, небольшие быстрые речушки подчеркивают их дикую красоту. По дороге встретились два больших озера - соляное и с рыбой-форелью. Жаль, остановки предусмотрено не было. Ну и непредусмотрительные же они!

Когда мы наконец добрались, был уже фактически вечер – часов пять (выехали мы в 7-45). На трясущихся непослушных ногах я вошла в фешенебельный холл гостиницы “Ричмонд” и подумала, валиться мне в обморок прямо сейчас, или попробовать удержать равновесие еще какое-то время. Я выдержала аж до номера. Там мы переоделись в купальники и поплелись обратно к автобусу, чтобы ехать в бассейн Клеопатры и амфитеатр греко-римской эпохи.

Бассейн Клеопатры состоит из минеральной пузырящейся воды (термальный источник) и набросанных злоумышленниками на дно обломков античных колонн и камней. Вода в бассейне превосходит температуру воздуха – более 30 градусов. Плавать нельзя. Пробовала, да уж больно ноги жалко. Лучше всего так ползается. Народ так и поступает, походя при этом на разогретых на солнце лягушек. Протащили туда фотоаппараты и стали сниматься.

Амфитеатр грандиозен. Жаль только, что рассказывал о нем не Бедмен, а лишь Макарена. Вообще, по нашему мнению, Макарена создан для развлечений (например, танец живота в автобусе), а уж для чего серьезного – желателен Бедмен. На фото нам дали маловато времени. Мы вернулись в гостиницу, поужинали. (Кстати, там все в три раза дороже. Напитки везде платные. И вот, стакан персикового сока (Peach jus), стоящий в Гергюлю 200000, стоит там все 600000!). И после ужина направились в открытый бар в ожидании обещанной нам шоу-программы. Играл живой оркестр в европейском стиле – и на английском. Мы сели за столик, к нам тут же подскочил молоденький официант (лет, думаю, 13 – не больше), мы отказались от выпивки, он исчез, но тут же появился вновь с сообщением, что со мной хочет поговорить бармен. Я осторожно подхожу к стойке, и тут выясняется, что по причине моей совершенной красоты, меня и мою подругу мечтают угостить (for you from me) халявным коктейлем. Валя отказалась, и бармен долго плакал, но все-таки пережил это. Я же уселась за стойку и угостилась коктейлем, (вкусный, хотя и не уловила как называется), смесью орешков и чипсами “Leys” (“Попробуй сказать “нет”).Тут же мне было поведано, что я – “любимый цвет и размер” бармена, а мои темно-голубые (dark- blow) глаза просто бесподобны… и вообще не пойду ли я с ним сегодня на дискотеку. “Почему нет. Я очень люблю танцевать”,- сказала я. Он обрадовался и пригласил меня тут же взглянуть на зал, где будет проходить дискотека. О моей наивности будут ходить легенды. Но зато у меня был случай (и не единожды) повторить мою любимую фразу: “Let me go” (Отпусти меня!, или Руки прочь от Советской России!). Меня просили о “wan good kiss” (переводить не буду) и даже упадали на коленки с воплем “O Katrin!” и хватанием моих legs (ног - ножек). Я орала любимое “Let me go”. И даже заявила, что думала, что он сейчас работает. На что он заявил, что он шеф и сам себе хозяин. Какая досада!

С радостью замечаю, что фразы по-английски у меня складываются гораздо быстрее и дерзновеннее. Особо отработан английский диалог: знакомство – восхваление меня – посягательства – попытки уклонения от них. Когда я похвасталась Вале своими успехами в английском, она сказала, что это закономерно при такой обширной практике.

Вырвавшись из этой передряги, я вернулась за столик к Вале. Через несколько минут к нам подскочил бармен (на этот раз не воспользовавшись услугами посредников) и осведомился что нашей душеньке угодно. “Спасибо. Мне достаточно”- мрачно ответствовала я. И тут в поле зрения появился объект №2 – отельный фотограф с крутым “Никоном”. Он ходил и фотографировал всех. Когда подошел к нам, я сказала, что мы уже фотографировались за ужином, в то же время с вожделением погладывая на его “Никон”. Наверное, он понял мой взгляд (вернее, его направление) неверно и, заинтересовавшись мной, сообщил, что я ему понравилась и не хочу ли я пойти с ним на дискотеку. Я ответила, что на дискотеку собиралась, он зарезервировал меня, порадовал, обещав вернуться и продолжил работу, изредка подбегая ко мне, чтобы сказать, какая я красивая, какое у меня прекрасное лицо и чтобы поинтересоваться как меня вообще-то зовут. Его звали, кажется, Сабатин.

Вспышка его фотоаппарата периодически раздражала глаза, что и дало мне повод заметить, какой ослепительный у меня поклонник. Флиртовать с клиентами у них все-таки (какая неожиданность!) запрещено, и он поведал мне о сидящей где-то тут же женщине-менеджере и грозящих ему неприятностях. Жаль только, что я так и не поняла, какая из них. А то бы, может, подошла…

Отделаться мне удалось от обоих, и я пошла на дискотеку одна отплясывать в кругу Цапли и Макарены. После танцев – часа в два – я купалась в бассейне. Бассейн там большой и купаться ночью просто очаровательно.

На следующий день мы опять встали кошмарно рано. Я еле выползла из кровати, но хуже всех выглядел сам Макарена, прикрывший темными очками свои опухшие непроспавшиеся глаза и говорящий сиплым сорванным голосом.

По развалинам города Иерополиса нас таскал Бедмен. Мы бегали за ним (не успевая ни сфотографироваться, ни собственно уловить красоты и атмосферу античного города) минут 20, а потом он заявил, что дает 15 минут на фото. Не успела я обрадоваться, как наш Макарена заявил, что хочет (требует) нас сею же секунду в автобус. Умирать буду, но не прощу. Бедмен и то лучше. О любовь, почему ты распознаешься не сразу?

Содовые горы все-таки особого впечатления (может быть, из-за моей обиды) не произвели – лучше бы пофотографировались, побродили по городу. Везде (например, в озера) входить было запрещено. Смотритель то и дело возмущенно свистел, и мы поехали обратно.

Провести два дня в тяжелой дороге ради двухчасового купания в набитом народом бассейне Клеопатры (кстати, она там даже никогда и не была), пятнадцатиминутного сидения в амфитеатре, двадцатиминутного преследования Бедмена и тридцатиминутного хождения по соде – стоило ли оно того?

Кстати, Макарена рассказал нам легенду о бассейне Клеопатры. Была-жила одна некрасивая девушка. Никто не любил ее, и она по этому поводу решила утопиться (в термальном бассейне с пузырьками). Она мелодраматично бросилась в воду. Ее кинулись спасать, выловили и увидели… что она просто красавица. Тут же возникла версия, что девушка имела какие-то дефекты лица и фигуры (например, лицо было перекошено, а на спине – горб) и только падение в бассейн, на дне которого так много камней и колонн, помогло исправить все эти недостатки.

Макарена рассказал тот же традиционный гидовский анекдот про летучих мышей, но у него в столб врезался русский. Версия Бедмена мне нравилась больше.

На обратном пути Макарена с компанией пил водку, спал и “был не в духе”. Заезжали в незнакомые отели, ехали по незнакомой дороге и уже не чаяли добраться до родного Гергюлю (Кстати, по-турецки это значит “вперед смотрящий”). Меня разобрал ненормальный с точки зрения здравого смысла приступ веселья. Я долго и громко хохотала, а потом веселье преобразовалось в чистую энергию. Мне захотелось что-нибудь покрушить. Дальняя тяжелая дорого явно плохо влияет на меня. После ужина отправилась купаться в море. Было довольно темно. В это время я никогда не купалась, особенно в море, но это был исключительный случай. Встретила Тарзана. Он сказал мне: “Мерхаба” (Здравствуй - тур.), “How are you” и “Собака”. Собака действительно лежала где-то рядом и настолько обрадовалась мне, что искусала все руки, исцарапала все ноги и вообще еле дала мне влезть в воду.

Сейчас приступ энергии миновал. Сплю. Завтра – Кале!

С самого утра, искупавшись, нарядилась в зеленое платье, увешалась чужими подарками, надела босоножки на высоком каблуке, и вот в таком виде собралась лазить по горам, ибо задуманная нами экскурсия в Кале – экскурсия пешая. “Пусть мне будет плохо, но я сделаю очень романтичные фотографии”,- решила я.

Уже в самом начале подъема я поняла, что романтика наказуема. Платье плохо пропускало воздух и вообще было слишком длинным и неудобным, а уж о туфлях и их каблуках и говорить нечего! Я только с завистью поглядывала на Валю, которая вышагивала с подозрительнейшей бодростью (“что нам горы-косогоры!”). Сначала шли по серпантину – тротуара для пеших прогулок так почему-то предусмотрено не было. Потом нашли “тайные тропы” – лесенки, позволяющие пройти насквозь несколько уровней. Дорога была тяжеловата, особенно для меня, и мы очень обрадовались первым достижениям своего подъема -–панорама показалась нам ослепительной, и мы кинулись фотографироваться. “Кале-Кале-Кале”- напевала я на манер закрученной здесь “Оле-Оле-Оле”. Когда крепость показалась нам совсем близкой и желанной, мы увидели спускающегося с горы человека. Он что-то оживленно говорил (не по-турецки), но мы его совершенно не понимали. “Do you speak English?” (А по-английски вы изъясняетесь? (англ.) - робко осведомились мы. Он сказал что-то, сводившееся к тому, что он знает только турецкий и немецкий, но с удовольствием будет нашим гидом по Кале. Наши робкие попытки признаться, что ни турецкого, ни немецкого мы не знаем, ни к какому эффекту не привели. “O’key. No problem!” (Порядок. Что за проблемы!)– было заявлено нам, и оставалось только покорно побрести следом. Вскоре я была взята на буксир – наш гид сначала взял меня за ручку, потом за плечики, потом за талию, к тому же вечно тащил в какие-то опасные места, куда Валя даже и не лезла. Все время он что-то захватывающе рассказывал. Интересно, наверное…

Ужасно, что такое старинное прекрасное сооружение так запущено, а самые интересные места – например, подземелье для узников – превращены в общественные туалеты. Вид с крепости, конечно впечатляющ. Особенно когда стоишь на открытой площадке и тебе кажется… Впрочем, не буду. Наш гид фактически (особенно под конец) не давал мне фотографироваться одной и еще всучил свой адрес, требуя, чтоб ему выслали фото. Он долго хвалил меня по-немецки. “Гюзель” (Красивая - тур.),- подсказала ему Валя. Он порадовался. Но даже самые дурные сны когда-то кончаются. Он заявил, что торопится куда-то, облобызал на прощание, взял деньги и удалился, напомнив об обещанном фото. Ну его-то он не получит точно.

Мы вздохнули полной грудью и направились в высокую часть Кале, оказавшуюся насквозь туристичной и, к тому же, платной. Уловили слова гида русскоязычной экскурсии о сбрасывании пленных в море и глубоких темницах.

На обратном пути нам попался очередной дикий турка – хозяин какого-то кафе-ресторана на горе. Он протащил нас по всем колючкам, все время норовя схватить меня на руки (я истошно визжала и отбрыкивалась) или, на худой конец, обнять покрепче. Шествуя с ним под ручку, я изредка, но очень горестно вопила, что, мол, за этим, что ли, с таким трудом взбиралась сюда. Валя посмеивалась и, кажется, получала искреннее удовольствие от моих страданий. Садистка. В конце-концов и этот турка от нас отвязался, получив обещание, что мы обязательно придем к нему в ресторан в пять часов “пить и есть бесплатно”. Без лобызаний не обошлось.

Дорога на Кале узкая, и там вечно происходят заторы. Разъехаться двум едущим навстречу автобусам – это большая проблема. В общем-то походом я довольна, хотя со стороны Кале много прекраснее.

Искупавшись, долго стояла на любимом молу, про себя декламируя любимые стихотворения.

Сегодня у нас опять “развлекаловка”. Мы с Валей уже не пошли. “It enough for us” (Хватит с нас - англ.). Валяться на кровати в бельюшечке, обдуваемая кондиционером и писать сии мемуары не в пример приятнее.

Поздоровалась с Тарзаном по-турецки. Он ответил мне “Доброе утро” и “Юнайтин” – наверное, по-турецки “доброе утро”, если, конечно, не мат. Скорее всего все-таки мат - уж больно он радовался, когда я правильно повторила за ним это слово.

Целый день валялись на пляже. Замечательно! Море, солнце и собака. Правда, море сегодня очень неспокойное и грязное – откуда-то нанесло целую кучу мелких противных водорослей; солнце, как всегда, немилосердно, а собака чуть не съела мой тапок, пока я ходила купаться. Тарзан очень смеялся. Я опять имела счастье быть облизанной собакой буквально с ног до головы. Нравится мне, как она преспокойненько забирается в мой шезлонг. Не видела, чтобы она вела себя так с кем-либо еще. Валя сказала, что ни один турецкий мужчина (даже собака) не могут устоять передо мной. Усидеть, думаю, тоже. Уж очень вольготно собака разваливается на моем шезлонге. Я даже осторожно осведомлялась: “Удобно ли тебе, Радость моя? Если нет – только скажи – я могу и уйти”. Зачем-то вели верблюда через пляж. Благодаря этому у собаки стало одним прозвищем больше. К уже имевшимся (Собака, Нахаленок, Обезъяна и Радость моя) добавилось Моська.

Вечером ходили в город довыполнять свой долг перед страной и своим народом. Купила бутылку вина. Надеюсь, папе понравится. Общалась с любимым “Одеоном” по вопросу выдворения нас из Турции. Обещали позвонить. Не звонят. Странно, это мои методы. Это я всем туркам обещаю придти, вернуться и еще черт знает что, а сама… Неужели это воздаяние?

Все гиды – гады. Хотя, парадокс – не все гады – гиды.

После завтрака я начала неторопливо “на всякий случай” складывать вещи. И тут мне позвонили из “Одеона”. “Вы знаете, что уезжаете сегодня?”- коварным голосом и совершенно без акцента осведомились у меня. “Догадывалась. Мучили меня с утра какие-то нехорошие предчувствия”- сказала я. Реплика моему собеседнику понравилось. “А вы знаете, что уезжаете в 9-05? Вы получили факс?”- тем не менее продолжил он допрос. Я посмотрела на часы. Было 9-00. “Нет! Вы шутите?”- истошно завопила я. Мне было дано десять минут на сборы. Я успела собраться за десять минут – ПЕРВОЙ! Минут через пять пришла Валя со своими мальчиками и мы еще час ждали, пока соберутся остальные. Гид был незнакомый. Судя по всему, русский. “Алекс” назвали его немцы. Алексей, наверное. Я все-таки спросила его, что значит “Одеон”. Он не знал, хотя сделал умный вид. Я сказала, что Рауф знает. Он сказал, что и у него просто из головы вылетело.

В остальных отелях тоже был “сюрприз”, но в аэропорт, как ни странно, не опоздали.

Умудрилась разминуться с папочкой в аэропорту. Перед отъездом он тщательно выписал номер моего рейса, но сегодня оставил его дома, считая что в это время из Антальи будет один- максимум – два рейса. Одновременно пришли целых шесть. Я не была уверена, что меня встречают и села на автобус. У “Речного вокзала” пристали двое молодых русских (экзотика!) ребят. Предлагали подвезти. Я орала, что хочу в родное метро.

Вот я и дома. Жаль.

Теперь я тоже умная. Посмотрела в словаре значение слова “Одеон”. Оно там действительно (как и предполагала Валя) есть.

Видимо, Бэдмен рассказывал об этом в античном театре. Но без нас. Чтож, ему же хуже.

Прощай, Турция. Не знаю, свидимся ли вновь, но помнить тебя (слава богу (аллаху), есть сии записки), я уж точно буду.